Real Clear World: кризис Иран–Израиль через призму теории игр и равновесия Нэша

Анализ показал, что Иран, по-видимому, отошёл на второй план в изменившемся балансе сил из-за всё более агрессивной позиции Израиля в регионе. Однако подход «теории игр», занявший прочное место в международной аналитике, указывает на возрастающую вероятность новой волны конфликта.

12-дневная война между Израилем и Ираном, похоже, закончилась. Тем не менее, в силу того, что для Израиля этот конфликт был своего рода «необходимостью», уже формируется контур следующего витка противостояния.

Теория игр позволяет рассматривать вероятность новой эскалации как весьма высокую. Международные отношения часто выглядят как пространство неопределённости, но именно в этой туманной среде теория игр демонстрирует, что ключевым фактором выступают «нужды» участников.

Понимание сценариев эскалации перестаёт быть академическим упражнением — выгоды от конфликта сегодня становятся важнее самого конфликта.

Военная напряжённость и враждебность между Ираном и Израилем не являются чем-то новым. Этот процесс начался с Иранской революции 1979 года, которая потрясла Ближний Восток, и с тех пор «революционная идентичность» Ирана неизменно опиралась на антиизраильские настроения.

Хомейни называл Израиль «раковой опухолью, которую необходимо уничтожить», а его преемник аятолла Хаменеи продолжил эту линию, сделав противостояние с Израилем почти центральной задачей внешней политики страны.

Эта идеологическая вражда никогда не была лишь риторикой. Иран целенаправленно реализовывал свои задачи через четыре ключевых решения:

создание региональной сети вооружённых союзников (Хезболла, ХАМАС, шиитские милиции и хуситы);
развитие ядерной программы как инструмента сдерживания Израиля;
наращивание арсенала современных баллистических ракет;
использование всего этого потенциала в пропагандистских целях.

До 7 октября Иран сумел добиться существенных успехов практически по всем направлениям.

С точки зрения теории игр, международные отношения представляют собой систему взаимозависимостей, которая делает повторяющиеся исторические циклы ещё более значимыми.

Центральное понятие — равновесие Нэша — описывает момент, когда ни один из участников не может улучшить своё положение, изменив стратегию в одностороннем порядке. Для Ирана конфликт с Израилем во многом достиг такого равновесия, но Израиль, напротив, движется в противоположном направлении.

Во времена холодной войны лауреат Нобелевской премии Томас Шеллинг объяснял с помощью теории игр, как США и СССР избегали ядерной войны, несмотря на череду кризисов. Его концепция «игры на грани» — сознательное подталкивание противника к катастрофе ради получения уступок — также иллюстрировала равновесие Нэша.

Согласно этой логике, ни одна из сторон не делала первого шага, опасаясь разрушительного ответного удара, но и не отступала, чтобы не показать слабость.

Современный израильско-иранский конфликт развивается по той же схеме. Отсутствие прямых каналов связи, риторическая эскалация и меры сдерживания формируют условия, которые неизбежно ведут к новым столкновениям.

Эта логика уже проявлялась в прошлых действиях Израиля — уничтожении иракского ядерного реактора «Осирак» в 1981 году и сирийского «Аль-Кибар» в 2007-м.

Сегодня Израиль рассматривает именно Иран, а не арабских соседей, как экзистенциальную угрозу, что он пытался продемонстрировать в событиях 7 октября.

Если стратегию Израиля можно описать через равновесие Нэша, то многолетнюю политику Ирана лучше объясняет «игра в труса» — ситуация, в которой два игрока движутся к столкновению, и каждая сторона старается проявить решимость, ожидая, что соперник отступит первым. Но чем дольше длится этот сценарий, тем выше риск катастрофы для обеих сторон.

Иран долгие годы балансировал, развивая ядерную программу на грани конфликта, но не переходя «красную черту». Этот баланс поддерживался благодаря сохранению дипломатических каналов и одновременному использованию региональных прокси-сил.

Эта двойная стратегия остаётся актуальной и сегодня.